«Сигарета или кальян – это выбор между раком и слабоумием»

Главный нарколог Минздрава Евгений Брюн – об ужесточении антитабачного законодательства и поколении Z без алкоголя

В России снижается потребление спиртного, но для радикального улучшения ситуации должно смениться одно-два поколения. Повсеместное тестирование школьников на наркотики привело к снижению наркомании среди подростков, но в студенческой среде проблема остается – каждый седьмой студент имеет опыт употребления запрещенных веществ. Об этом в преддверии Международного дня борьбы с наркоманией «Известиям» рассказал главный психиатр-нарколог Минздрава, президент Московского научно-практического центра наркологии Евгений Брюн. Он также пояснил, почему врачам надо развязать руки в применении обезболивающих и как обезопасить себя от ложных обвинений в наркоторговле.

– Омбудсмен Татьяна Москалькова,
обсуждавшая с президентом Владимиром Путиным дело Ивана Голунова, предложила
смягчить антинаркотическое законодательство. Вы согласны с этой инициативой?

– Я отношусь к ней так же, как наш президент. Ни о каком смягчении речи
быть не может. Тексты этих статей сбалансированы. Но иногда судебная и
следственная практика не соответствуют требованиям законодательства. С этим и
надо разбираться.

– Получается, на месте Голунова может
оказаться каждый. Если человек уверен в своей невиновности, на проведении каких
анализов ему необходимо настаивать?

– Первое, что следует требовать, – адвоката и экспертизу. Нужно сделать
анализ биологических сред на наличие наркотических средств. Это могут быть
смывы с рук, но мы больше доверяем анализу мочи – она концентрирует все
вещества, которые находились в организме человека в течение последних дней, а
иногда и месяцев.

– А если человека обвиняют в
распространении наркотиков, анализ поможет ему защититься?

– В любом случае эта экспертиза не помешает. Когда человек прикасается к
наркотику, в организме обязательно будут присутствовать какие-то его частицы.
По анализу мочи видны даже следы. Если человек – торговец, то он обязательно
замарается. Если нет, вероятность того, что он будет чист перед законом,
достаточно высока.

– Руководитель Московского центра
паллиативной помощи Нюта Федермессер на «Прямой линии» с президентом
предложила вывести медиков из-под действия ст. 228.2 УК РФ («Нарушение
правил оборота наркотических средств или психотропных веществ»). Возможно
ли это и каковы могут быть последствия?

– Я не большой специалист в юридических вопросах, но на моей памяти за
много лет, если не десятилетий, не было случаев, чтобы доктора занимались
торговлей наркотиками. Врачи иногда становятся зависимыми и используют для себя
какие-то виды наркотиков, но это единичные эпизоды.

– По вашим наблюдениям, медики
действительно боятся использовать наркотические средства и предпочитают
оставить людей без обезболивания?

– Такая проблема есть, потому что утомительно и долго проводить все
согласования по назначению препаратов. Но сейчас в нормативных документах появилась
тенденция – увеличивается доступность наркотических обезболивающих препаратов
для пациентов. И я думаю, что она продолжит развиваться.

Медикам нужно развязать руки. Но нам следует соблюдать баланс доступности и
ограничений, чтобы не вляпаться в американскую трагедию. В США широкое
назначение наркотических средств привело к тому, что 10% населения сидят на
опиоидных анальгетиках. Это 28 млн человек – катастрофа. Обратная сторона
доступности. Нам в этом вопросе фактически нужно пройти по лезвию ножа. Только
жизнь покажет, где этот баланс. Сейчас у нас ситуация вполне разумная.
Ограничения жестче, чем в западных странах, но в последнее время мы не слышим о
вопиющих случаях.

– Какова сейчас ситуация с наркоманией в
стране?

– Она немного стабилизировалась, но идет смена структуры наркотизации
потребителей. Меньше становится героиновых, внутривенных наркоманов,
затормозился рост спроса на спайсы – синтетические каннабиноиды – и амфетамины,
которые, как правило, распространяют в ночных клубах и других местах отдыха.

– Какие регионы России считаются самыми
проблемными?

– Те, где есть деньги. Хотя в Москве распространенность ниже, чем в среднем
по России. Петербург в этом смысле более проблемный город, потому что он
портовый.

– Какие наркотики популярны у молодежи?

– В основном конопля и синтетика. Сегодня наш профессор рассказал, что был
на пляже в Серебряном Бору, куда пришла компания почти детей. Они включили
песню со словами: «Моя девушка любит мефедрон, мы курили-пили». Им
сделали замечание, так окружающие вступились – мол, не трогайте детей. Вот в
чем проблема: наши граждане, по-моему, не очень понимают всю трагедию
наркотизации. Пока каждый человек не начнет с этим бороться, мы вряд ли это зло
победим до конца.

– Во многих школах и вузах проводят
массовое тестирование на наркотики. Это дает результаты?

– Идет снижение спроса на наркотики среди возрастной группы 15–17 лет. Мы
тестируем около 50 тыс. школьников в год, выявляем сотые доли процента
потребителей. В учреждениях среднего профессионального образования – десятые
доли процента.

С вузами сложнее, их охват не очень большой – около 60 по всей стране. Вузы
не хотят участвовать в такой программе, потому что это головная боль –
студентов надо организовывать, мотивировать на сдачу анализов. Но мой опыт показывает,
что сегодня примерно 10–15% учащихся вузов употребляли наркотики.

Там, где мы проводим тестирование, всегда идет снижение наркомании.
Молодежь начинает оглядываться по сторонам, может быть, бояться – позора,
разоблачения. Сейчас Государственный антинаркотический комитет призывает к
расширению тестирования вплоть до обязательного.

– Минздрав периодически пополняет список
синтетических веществ, обращение которых нужно жестко контролировать.
Результативны ли эти меры?

– Есть термин «аптечная наркомания». В свое время была нашумевшая
история с кодеиносодержащими препаратами и наркотиком, который производили из
них кустарным образом. Когда обращение кодеина ужесточили, этот вид наркомании
исчез. Потом люди перешли на «Тропикамид» и «Лирику».
Сейчас эти препараты тоже под закрытием, и мы ожидаем, что и это пойдет на
спад.

– Не придет ли что-то на смену?

– Обязательно придет. Это вечная борьба. Только на американском континенте
описано 8 тыс. видов растений с психоактивными свойствами. Если эту цифру
экстраполировать на весь мир, будет под миллион. Есть еще, наверное, не меньше
миллиона искусственно созданных формул. Мы живем в мире психоактивных средств.
Запретить все невозможно, но не делать этого тоже нельзя. Тут тоже должен быть
баланс запрета и просвещения. Это профилактика в широком смысле. Речь идет не
только о наркотиках – у нас с алкоголем гораздо больше проблем.

– По поводу алкоголя противоречивая
информация: по одним статистическим данным, россияне стали меньше пить, по
другим – больше.

– Многие косвенные показатели говорят о том, что пить стали меньше: реже
встречаются алкогольные отравления, психозы, снижается смертность по этой
причине. Радикально улучшить ситуацию с алкоголизмом в России может только
занятость головы и рук. Тогда не остается времени на пьянство.

Должна измениться популяция. Поколение Z, которое родилось в нулевые годы,
больше ориентируется на учебу, карьеру, деньги, путешествия. Всё это доступно,
и они меньше интересуются алкоголем, табаком и наркотиками. Общая тенденция
правильная, но медленная. Одно-два поколения должны смениться, чтобы мы
получили разительное отличие. Если человек с детства видит пьяного счастливого
родителя, он будет себя вести точно так же.

– Работает ли мера ограничения продаж
алкоголя по времени?

– После того как прекратили продажу алкоголя вечером и ночью, у нас и пошел
эффект снижения. Мы ратуем за то, чтобы вообще вывести алкоголь из продуктовых
магазинов в отдельные алкомаркеты. Кроме того, Минздрав представил законопроект
о повышении возрастного ценза продажи спиртного. Я думаю, что это будет
хороший, серьезный следующий шаг в ограничении доступности.

– Много нареканий вызывают наркологические
клиники. Стоит ли жестче регламентировать их деятельность?

– Абсолютно точно. Все они должны быть лицензированы. У негосударственных
«реабилитационных» центров основная задача – извлечение прибыли, как
у любой коммерческой структуры. Хотя они себя скромно называют НКО, но
стоимость услуг там зашкаливает: 60–100 тыс. за месяц. Они берут в
реабилитационные центры людей, которые должны получать медицинскую помощь, но
не предоставляют ее – врачей у них нет. Такие организации нужно закрывать.

Надо отдать должное – многие честные частные фирмы лицензии имеют и лечат
по всем канонам медицины. Но их в стране едва наберется сотня, а
неблагонадежных «реабилитационных» центров под тысячу, а может быть,
и больше.

– Какова динамика увлечения вейпами и
кальянами? Какую опасность оно несет?

– Мне кажется, электронные сигареты стали курить меньше, потому что они не
дают того удовольствия, как обычные. Люди переходят на электронные сигареты и
потом возвращаются обратно к табаку. Но ограничительные меры по местам курения
дают заметный эффект. Приравнять вейпы и кальяны к сигаретам, думаю, стоит.
Вред первых немного другой, но он всё равно есть: растворители действуют, как
сивуха в алкоголе. Выбор между сигаретой и кальяном – это выбор между раком
легкого и слабоумием.

– В Москве планировался запуск бригад
скорой помощи для людей в состоянии опьянения. Появились ли они? Каковы
результаты их работы?

– Сейчас у нас работают три бригады. Если будет большая потребность –
увеличим количество бригад. Мы обслуживаем роддома и больницы Москвы по их
запросу.

– Зачем скорая для пьяных едет в роддом?

– Рожают и наркоманки, так что работаем. Результат таков – за год мы не
потеряли ни одного пациента. Сейчас собираемся предложить этот опыт Минздраву
для возможного распространения в регионах. Надеемся, министерство утвердит
такой проект.